Вначале Карин всегда высмеивает Сакуру. Ненужные, горькие вещи, путаные откровения. То, что она говорит, правда, но Сакура знает – она говорит это не для того, чтобы уязвить. Просто иначе она не может. У нее кожа отслаивается – пластами. Не прижилась. Сакура сжимает кулаки. Сакура ищет донора. Сакура вспоминает, как все начиналось. Карин не принимала участия в боевых действиях. Находясь в статусе военнопленной, она тихо-мирно сидела в подвале, вполне пригодном для комфортного проживания, и не собиралась лезть на рожон. Но что-то пошло не так; Сакура до сих пор не знала, что именно. Она нашла Карин на поле боя, когда все закончилось и нахлынула свинцовая усталость, когда победа великих обернулась поражением для остальных, а товарищество оказалось просто устаревшим словом. Вначале Сакура приняла Карин за мертвую. Та сидела, привалившись спиной к чьему-то изувеченному телу, и ее руки будто приклеились к лицу – не отнять. Они были одного цвета, ее волосы и ладони, и неровные пятна на светло-фиолетовом свитере. Вокруг вились мухи, но Карин не пыталась их отгонять. Она была неподвижна. Только прикоснувшись к ней, почувствовав биение пульса под совсем не нежной кожей, Сакура поняла – жива. Вот только уговорить Карин показать лицо ей так и не удалось. Пришлось отводить ее руки силой. Сакура не знала, зачем ей это, почему сейчас, когда все рушится, когда больше нет общей системы и каждый сам по себе, когда победа уничтожила дух единства и поставила крест на всех тяжело раненых, тем самым освободив от работы немногих чудом выживших медиков, она спасает не тех, кого давно знала, а эту девушку-врага... Во второй раз. Может, из-за того, что все уцелевшие знакомые Сакуры поставили на ней крест так же, как на тех, кого она могла бы исцелить? Особенная миссия – для медиков. Самых лучших. Цунадэ-сенсэй и Шизунэ-сан вызвались первыми. Миссия, выполнение которой обеспечило быструю и безболезненную победу... ценой нескольких десятков жизней. Что с того, что Хокаге мертва, а из всех медиков в живых осталось несколько человек, включая Сакуру? Тот, кого Цунадэ-сенсэй назначила своим заместителем, погиб едва ли не раньше – слепой случай. Анархия не заставила себя долго ждать, а Сакура вдруг поняла, что безнадежно устарела для этого нового мира, который пережил победу. Лучше бы она умерла тогда, вместе с остальными представителями старого порядка. Только Сакура не умела сдаваться – этому ее научил Наруто. Тому, что умереть значит сдаться, она училась сама. Наруто так и не понял; Наруто был героем. О нем напишут в хрониках синоби и книгах, а она навсегда останется второстепенным персонажем, неинтересной никому «главной» героиней, которая умудрилась в семнадцать лет лишиться всего, что имела... Кроме жизни. - Если ты не позволишь мне осмотреть рану, можешь лишиться жизни, - пригрозила Сакура, осторожно сжимая запястья Карин. Приходилось сдерживаться, чтобы не сломать ей руки – Сакура все еще не всегда могла рассчитать силу. Однажды во время практики в небольшом селении ей, как врачу широкого профиля, пришлось вырывать больному зуб. Счастье, что пациентом оказался крепкий мужчина лет тридцати. Когда Сакура выломала ему лунку, мужчина вскрикнул, но сознание не потерял. Кровь хлынула рекой, и Сакура сама чуть не рухнула в обморок, увидев приставший к зубу немалый кусок кости, выдернутый из челюсти больного. - Ты ему лунку выломала, - позже сказала Цунадэ-сенсэй и засмеялась: – Силы тебе не занимать. Как давно, как безумно давно это было! Будто в другой жизни. Будто не с ней. - А зачем мне теперь жить, - хриплый голос Карин напоминал карканье, - с таким-то лицом. - Не двигайся, - прикрикнула Сакура. «И не мели чепухи, - добавила про себя, - будто тебе одной сейчас сложно!» Все, что знала Сакура, было разрушено, но Карин тревожила только собственная боль. Не так физическая, как душевная – содранный пласт кожи, ничего страшного, бывает гораздо, гораздо хуже… Содранный пласт кожи. Шрамы на всю жизнь, на половину лица – уродство. - Кто меня теперь полюбит, такую?! – Карин говорила с трудом, но плакать не плакала. Ее слезы, как и слезы Сакуры, остались в далеком прошлом. - Заткнись, дура, - огрызнулась Сакура. «Полюбит, не полюбит… Как ты не понимаешь, главное – выжить! Пока ты живешь, тебя ждет множество замечательных вещей. Бесчисленное количество побед, и счастья, и любви; если ты умрешь – все закончится». У нее не было времени сказать это вслух. - Идем, - она пристроила Карин у себя за спиной так, как ее когда-то нес Какаси-сенсэй. – Здесь я ничего не смогу для тебя сделать. Нужно местечко потише… Именно так – уединенное место. Вроде сторожки в лесу, где Сакура однажды останавливалась, когда направлялась на миссию. Туда было не так далеко идти. - А что ты можешь сделать? – поинтересовалась Карин с проснувшейся насмешкой. – Кровотечение ты уже остановила своей чакрой, перевязку наложила… Я тебе, конечно, благодарна, второй раз меня спасаешь. Но остальное – не в твоей власти. - Если не в моей власти вернуть тебе неповрежденное лицо – значит, я не смогу жить в том, что осталось от Конохи, - отрезала Сакура. – Не смогу вернуться. А я хочу вернуться. Я должна. Сакура поняла, что говорит чужими словами. «Заразил-таки, Наруто. Твои убеждения – как болезнь, передаются воздушно-капельным путем; а я была с тобой дольше всего». - Ничто потерянное нельзя вернуть, - хриплый смех Карин перешел в кашель. – Ты говоришь о невозможном. - Замолчи, а не пешком пойдешь, - пригрозила Сакура и, когда Карин повиновалась, почувствовала – что-то в этом мире ей еще подвластно. Что-то не перевернулось вверх дном, осталось прежним. Операция, которую Сакура провела несколькими часами позже, прошла успешно. Во всяком случае, так казалось на первый взгляд; Карин ни о чем не спрашивала. Проводя дни в постели и даже не пытаясь касаться бинтов, оплетших ее голову, как диковинные щупальца, она молчала. Не стала узнавать, откуда Сакура взяла кожу для пересадки. Сакура сама не хотела знать об этом. Вспоминать – не хотела; когда она начинала смотреть на мир со своей профессиональной точки зрения, люди представлялись ей не более чем материалом, говорящими и двигающимися кусками мяса, и Сакура боялась, что сойдет с ума. Через несколько дней, когда она сняла бинты и выяснилось, что кожа, снятая с трупа, не может прижиться на теле живого человека, Сакура поняла – до сумасшествия рукой подать. - Довольна теперь? – проскрипела Карин. Она и до этого больше мешала, чем помогала Сакуре во время перевязок, не позволяла себя мыть, ела с видимой неохотой. – Все стало еще хуже, чем было, верно? Я не должна тебе доверять, но… я ведь все равно никому не нужна. Даже тебе. Ты проводишь надо мной эксперимент. Как Наруто проводил, над Саске-куном. Силу свою проверял. Только вот не рассчитал немного… эксперимент нередко стоит жизни экспериментатору. - Если ты не замолчишь, то сама лишишься жизни, - пообещала Сакура. А потом поцеловала Карин в губы – так же крепко, как неумело. Мир казался Сакуре дурным сном; от Карин пахло начинавшей загнивать раной – привычный запах. Работа. Никогда не смешивай работу и личную жизнь. Но что делать, когда от жизни остались одни кровоточащие ошметки? И еще – разбитые мечты. Чужие когда-то, ставшие собственными – теперь. «Я соберу эти осколки воедино. Я смогу». - Вот оно, значит, как, - горько рассмеялась Карин. Будто присыпанные пеплом веки, белки глаз, покрытые красной сеточкой лопнувших сосудов, а губы… У ее губ был вкус свернувшейся крови. И несвежего дыхания – больная, больная. - Ты сумасшедшая, - сказала Карин, когда Сакура, задрав больничную сорочку, осторожно сжала ее грудь в ладонях, примериваясь, привыкая к ощущениям. – Ненормальная. - Ты тоже, - отозвалась Сакура, опускаясь ниже, разводя колени Карин, чтобы взглянуть на ее гениталии –нежно-розовый цветок с необычайно глубокой узкой сердцевинкой – и на сборчатый разлом ануса внизу. Мысль о том, чтобы касаться другой женщины там, не вызывала отвращения. Сакура была ниндзя-медиком и с четырнадцати лет проходила практику по всей Стране Огня. Ей не раз приходилось принимать роды, а это предполагало как внешний, так и внутренний осмотр... а в случае осложнений – и работу со щипцами. - Ты же хотела, чтобы кто-то любил тебя, - Сакура облизнула пальцы, потом губы, увлажняя их. – Прости. Я не могу полюбить тебя иначе. - Да как ты... – начала Карин и в следующий момент распахнула глаза, не в силах сдержать вырвавшийся вздох изумления. – Что… что это? Что ты сделала? Почему я… - Тебе нравится, - Сакура удовлетворенно кивнула и вернулась к прерванному занятию. Она наперечет знала эрогенные зоны как мужского, так и женского тела, но никогда не думала, что эти знания пригодятся ей на практике. Карин была для нее воплощенным вызовом – как Саске-кун для Наруто. Но Сакура даже сразиться с Карин не могла; не на том уровне. Можно ли сказать, что врач борется с пациентом? Иногда это оказывается правдой; изо дня в день Сакура борется с Карин, с разъедающим действием ее безнадежных слов, в которых нет ничего, кроме отчаяния. В этих словах – дым дешевых сигарет и день после двух бессонных ночей; ты ничтожество, говорит Карин, а кожа с ее лица сползает на глазах.
Дни Сакура проводит в поисках донора. Она не может искать в Конохе; не может позволить себе вернуться, пока не справится со своей самой сложной задачей. Такие задачи либо ломают, либо закаляют. Если закалят – не останется преград; если сломают… Сакура сжимает кулаки. Она не хочет думать о Наруто, не может не думать о нем – она как он теперь, на свой, женский манер. Наверное, он и не подозревал, что можно так. Ночи Сакура проводит с Карин. У нее рыжие волосы на лобке и следы от чужих зубов на груди и бедрах; их невозможно исцелить, эти следы. Сакура и не пытается. Сакура сплевывает короткий жесткий волос, оставшийся во рту; мимолетно улыбается. Она уже догадывается, что нужно сделать. - Нет, - отвечает Карин, когда Сакура рассказывает ей о своем плане. – Это только моя боль. Я не собираюсь делить ее с тобой. Мы и так разделили слишком многое. Дальше идти… опасно. - Значит, хочешь оставаться полутрупом? – спрашивает Сакура. – Ты же убиваешь себя. Медленно, постепенно. Эта рана на лице… она ничего не значит. Можно жить и со шрамом. Ты придала ему слишком большое значение. Я не могу исцелить твою рану, и это моя вина; но изменения, происходящие в твоем организме, не имеют отношение к ране. Ты теряешь волю к жизни. Я не чудотворец. Я не могу спасти того, кто не борется. - Вот ты это и сказала, - усмехается Карин, - что я тебе не нужна. Ты использовала меня… чтобы казаться себе хорошей. Только для этого. - Совсем нет, - качает головой Сакура. – Я просто сказала, что ты не борешься. Но я заставлю тебя. Я стану тобой – только и всего. - Опасно, - возражает Карин, но ее голос звучит уже не так уверенно. Операцию проводит теневой клон, созданный Сакурой. Удерживать клона при местном наркозе тяжело; кроме того, Сакура все равно чувствует боль. Ей невероятно сложно сконцентрироваться, а на бедре расцветает кровавая рана – пласт кожи содран, ничего страшного, можно жить дальше. Он ляжет на лицо Карин, этот пласт. Он приживется – Сакура не сомневается в этом. Потому что ее волю к жизни не сломить ничем; не теперь. С соседнего операционного стола на нее смотрит Карин. Вытянутая рука Сакуры сжимает ее пальцы – крепко-крепко. «Прости. Я не могу любить тебя иначе». Преодолеть самую высокую ступень на своем жизненном пути можно, только отдав что-то взамен. Через две недели они возвращаются в Коноху бок-о-бок, Сакура и ее нежданная... Карин. Сакура все еще слегка прихрамывает; Карин время от времени проводит пальцами по совершенно невредимому лицу. Ни намека на шрам. Только часть кожи – чужая; часть боли – отдана другому человеку. Ничто потерянное нельзя вернуть; но иногда взамен мы обретаем больше, чем имели, а из осколков чужой мечты рождается новая, сильнее прежней. В Конохе их встретят как долгожданных гостей и сразу же впрягут в работу, и они будут счастливы, а потом начнут жить вместе, и шрам на бедре Сакуры превратится в фетиш Карин – много, много позже. Разбитые сердца будут собраны, а целые вновь разобьются; такова природа миров, в которых мы живем…
-
-
08.07.2012 в 07:36Вначале Карин всегда высмеивает Сакуру. Ненужные, горькие вещи, путаные откровения.
То, что она говорит, правда, но Сакура знает – она говорит это не для того, чтобы уязвить.
Просто иначе она не может.
У нее кожа отслаивается – пластами. Не прижилась.
Сакура сжимает кулаки.
Сакура ищет донора.
Сакура вспоминает, как все начиналось.
Карин не принимала участия в боевых действиях. Находясь в статусе военнопленной, она тихо-мирно сидела в подвале, вполне пригодном для комфортного проживания, и не собиралась лезть на рожон.
Но что-то пошло не так; Сакура до сих пор не знала, что именно.
Она нашла Карин на поле боя, когда все закончилось и нахлынула свинцовая усталость, когда победа великих обернулась поражением для остальных, а товарищество оказалось просто устаревшим словом.
Вначале Сакура приняла Карин за мертвую. Та сидела, привалившись спиной к чьему-то изувеченному телу, и ее руки будто приклеились к лицу – не отнять. Они были одного цвета, ее волосы и ладони, и неровные пятна на светло-фиолетовом свитере. Вокруг вились мухи, но Карин не пыталась их отгонять. Она была неподвижна.
Только прикоснувшись к ней, почувствовав биение пульса под совсем не нежной кожей, Сакура поняла – жива.
Вот только уговорить Карин показать лицо ей так и не удалось. Пришлось отводить ее руки силой. Сакура не знала, зачем ей это, почему сейчас, когда все рушится, когда больше нет общей системы и каждый сам по себе, когда победа уничтожила дух единства и поставила крест на всех тяжело раненых, тем самым освободив от работы немногих чудом выживших медиков, она спасает не тех, кого давно знала, а эту девушку-врага... Во второй раз.
Может, из-за того, что все уцелевшие знакомые Сакуры поставили на ней крест так же, как на тех, кого она могла бы исцелить?
Особенная миссия – для медиков. Самых лучших. Цунадэ-сенсэй и Шизунэ-сан вызвались первыми.
Миссия, выполнение которой обеспечило быструю и безболезненную победу... ценой нескольких десятков жизней.
Что с того, что Хокаге мертва, а из всех медиков в живых осталось несколько человек, включая Сакуру? Тот, кого Цунадэ-сенсэй назначила своим заместителем, погиб едва ли не раньше – слепой случай. Анархия не заставила себя долго ждать, а Сакура вдруг поняла, что безнадежно устарела для этого нового мира, который пережил победу. Лучше бы она умерла тогда, вместе с остальными представителями старого порядка.
Только Сакура не умела сдаваться – этому ее научил Наруто.
Тому, что умереть значит сдаться, она училась сама. Наруто так и не понял; Наруто был героем. О нем напишут в хрониках синоби и книгах, а она навсегда останется второстепенным персонажем, неинтересной никому «главной» героиней, которая умудрилась в семнадцать лет лишиться всего, что имела...
Кроме жизни.
- Если ты не позволишь мне осмотреть рану, можешь лишиться жизни, - пригрозила Сакура, осторожно сжимая запястья Карин. Приходилось сдерживаться, чтобы не сломать ей руки – Сакура все еще не всегда могла рассчитать силу. Однажды во время практики в небольшом селении ей, как врачу широкого профиля, пришлось вырывать больному зуб. Счастье, что пациентом оказался крепкий мужчина лет тридцати. Когда Сакура выломала ему лунку, мужчина вскрикнул, но сознание не потерял. Кровь хлынула рекой, и Сакура сама чуть не рухнула в обморок, увидев приставший к зубу немалый кусок кости, выдернутый из челюсти больного.
- Ты ему лунку выломала, - позже сказала Цунадэ-сенсэй и засмеялась: – Силы тебе не занимать.
Как давно, как безумно давно это было! Будто в другой жизни. Будто не с ней.
- А зачем мне теперь жить, - хриплый голос Карин напоминал карканье, - с таким-то лицом.
- Не двигайся, - прикрикнула Сакура. «И не мели чепухи, - добавила про себя, - будто тебе одной сейчас сложно!»
Все, что знала Сакура, было разрушено, но Карин тревожила только собственная боль. Не так физическая, как душевная – содранный пласт кожи, ничего страшного, бывает гораздо, гораздо хуже…
Содранный пласт кожи. Шрамы на всю жизнь, на половину лица – уродство.
- Кто меня теперь полюбит, такую?! – Карин говорила с трудом, но плакать не плакала. Ее слезы, как и слезы Сакуры, остались в далеком прошлом.
- Заткнись, дура, - огрызнулась Сакура.
«Полюбит, не полюбит… Как ты не понимаешь, главное – выжить! Пока ты живешь, тебя ждет множество замечательных вещей. Бесчисленное количество побед, и счастья, и любви; если ты умрешь – все закончится».
У нее не было времени сказать это вслух.
- Идем, - она пристроила Карин у себя за спиной так, как ее когда-то нес Какаси-сенсэй. – Здесь я ничего не смогу для тебя сделать. Нужно местечко потише…
Именно так – уединенное место. Вроде сторожки в лесу, где Сакура однажды останавливалась, когда направлялась на миссию. Туда было не так далеко идти.
- А что ты можешь сделать? – поинтересовалась Карин с проснувшейся насмешкой. – Кровотечение ты уже остановила своей чакрой, перевязку наложила… Я тебе, конечно, благодарна, второй раз меня спасаешь. Но остальное – не в твоей власти.
- Если не в моей власти вернуть тебе неповрежденное лицо – значит, я не смогу жить в том, что осталось от Конохи, - отрезала Сакура. – Не смогу вернуться. А я хочу вернуться. Я должна.
Сакура поняла, что говорит чужими словами.
«Заразил-таки, Наруто. Твои убеждения – как болезнь, передаются воздушно-капельным путем; а я была с тобой дольше всего».
- Ничто потерянное нельзя вернуть, - хриплый смех Карин перешел в кашель. – Ты говоришь о невозможном.
- Замолчи, а не пешком пойдешь, - пригрозила Сакура и, когда Карин повиновалась, почувствовала – что-то в этом мире ей еще подвластно. Что-то не перевернулось вверх дном, осталось прежним.
Операция, которую Сакура провела несколькими часами позже, прошла успешно.
Во всяком случае, так казалось на первый взгляд; Карин ни о чем не спрашивала. Проводя дни в постели и даже не пытаясь касаться бинтов, оплетших ее голову, как диковинные щупальца, она молчала. Не стала узнавать, откуда Сакура взяла кожу для пересадки.
Сакура сама не хотела знать об этом. Вспоминать – не хотела; когда она начинала смотреть на мир со своей профессиональной точки зрения, люди представлялись ей не более чем материалом, говорящими и двигающимися кусками мяса, и Сакура боялась, что сойдет с ума.
Через несколько дней, когда она сняла бинты и выяснилось, что кожа, снятая с трупа, не может прижиться на теле живого человека, Сакура поняла – до сумасшествия рукой подать.
- Довольна теперь? – проскрипела Карин. Она и до этого больше мешала, чем помогала Сакуре во время перевязок, не позволяла себя мыть, ела с видимой неохотой. – Все стало еще хуже, чем было, верно? Я не должна тебе доверять, но… я ведь все равно никому не нужна. Даже тебе. Ты проводишь надо мной эксперимент. Как Наруто проводил, над Саске-куном. Силу свою проверял. Только вот не рассчитал немного… эксперимент нередко стоит жизни экспериментатору.
- Если ты не замолчишь, то сама лишишься жизни, - пообещала Сакура.
А потом поцеловала Карин в губы – так же крепко, как неумело.
Мир казался Сакуре дурным сном; от Карин пахло начинавшей загнивать раной – привычный запах. Работа. Никогда не смешивай работу и личную жизнь.
Но что делать, когда от жизни остались одни кровоточащие ошметки? И еще – разбитые мечты. Чужие когда-то, ставшие собственными – теперь.
«Я соберу эти осколки воедино. Я смогу».
- Вот оно, значит, как, - горько рассмеялась Карин. Будто присыпанные пеплом веки, белки глаз, покрытые красной сеточкой лопнувших сосудов, а губы…
У ее губ был вкус свернувшейся крови. И несвежего дыхания – больная, больная.
- Ты сумасшедшая, - сказала Карин, когда Сакура, задрав больничную сорочку, осторожно сжала ее грудь в ладонях, примериваясь, привыкая к ощущениям. – Ненормальная.
- Ты тоже, - отозвалась Сакура, опускаясь ниже, разводя колени Карин, чтобы взглянуть на ее гениталии –нежно-розовый цветок с необычайно глубокой узкой сердцевинкой – и на сборчатый разлом ануса внизу.
Мысль о том, чтобы касаться другой женщины там, не вызывала отвращения. Сакура была ниндзя-медиком и с четырнадцати лет проходила практику по всей Стране Огня. Ей не раз приходилось принимать роды, а это предполагало как внешний, так и внутренний осмотр... а в случае осложнений – и работу со щипцами.
- Ты же хотела, чтобы кто-то любил тебя, - Сакура облизнула пальцы, потом губы, увлажняя их. – Прости. Я не могу полюбить тебя иначе.
- Да как ты... – начала Карин и в следующий момент распахнула глаза, не в силах сдержать вырвавшийся вздох изумления. – Что… что это? Что ты сделала? Почему я…
- Тебе нравится, - Сакура удовлетворенно кивнула и вернулась к прерванному занятию. Она наперечет знала эрогенные зоны как мужского, так и женского тела, но никогда не думала, что эти знания пригодятся ей на практике.
Карин была для нее воплощенным вызовом – как Саске-кун для Наруто.
Но Сакура даже сразиться с Карин не могла; не на том уровне. Можно ли сказать, что врач борется с пациентом?
Иногда это оказывается правдой; изо дня в день Сакура борется с Карин, с разъедающим действием ее безнадежных слов, в которых нет ничего, кроме отчаяния. В этих словах – дым дешевых сигарет и день после двух бессонных ночей; ты ничтожество, говорит Карин, а кожа с ее лица сползает на глазах.
-
-
08.07.2012 в 07:37Такие задачи либо ломают, либо закаляют. Если закалят – не останется преград; если сломают…
Сакура сжимает кулаки. Она не хочет думать о Наруто, не может не думать о нем – она как он теперь, на свой, женский манер. Наверное, он и не подозревал, что можно так.
Ночи Сакура проводит с Карин.
У нее рыжие волосы на лобке и следы от чужих зубов на груди и бедрах; их невозможно исцелить, эти следы.
Сакура и не пытается.
Сакура сплевывает короткий жесткий волос, оставшийся во рту; мимолетно улыбается.
Она уже догадывается, что нужно сделать.
- Нет, - отвечает Карин, когда Сакура рассказывает ей о своем плане. – Это только моя боль. Я не собираюсь делить ее с тобой. Мы и так разделили слишком многое. Дальше идти… опасно.
- Значит, хочешь оставаться полутрупом? – спрашивает Сакура. – Ты же убиваешь себя. Медленно, постепенно. Эта рана на лице… она ничего не значит. Можно жить и со шрамом. Ты придала ему слишком большое значение. Я не могу исцелить твою рану, и это моя вина; но изменения, происходящие в твоем организме, не имеют отношение к ране. Ты теряешь волю к жизни. Я не чудотворец. Я не могу спасти того, кто не борется.
- Вот ты это и сказала, - усмехается Карин, - что я тебе не нужна. Ты использовала меня… чтобы казаться себе хорошей. Только для этого.
- Совсем нет, - качает головой Сакура. – Я просто сказала, что ты не борешься. Но я заставлю тебя. Я стану тобой – только и всего.
- Опасно, - возражает Карин, но ее голос звучит уже не так уверенно.
Операцию проводит теневой клон, созданный Сакурой. Удерживать клона при местном наркозе тяжело; кроме того, Сакура все равно чувствует боль. Ей невероятно сложно сконцентрироваться, а на бедре расцветает кровавая рана – пласт кожи содран, ничего страшного, можно жить дальше.
Он ляжет на лицо Карин, этот пласт. Он приживется – Сакура не сомневается в этом.
Потому что ее волю к жизни не сломить ничем; не теперь.
С соседнего операционного стола на нее смотрит Карин. Вытянутая рука Сакуры сжимает ее пальцы – крепко-крепко.
«Прости. Я не могу любить тебя иначе».
Преодолеть самую высокую ступень на своем жизненном пути можно, только отдав что-то взамен.
Через две недели они возвращаются в Коноху бок-о-бок, Сакура и ее нежданная... Карин. Сакура все еще слегка прихрамывает; Карин время от времени проводит пальцами по совершенно невредимому лицу.
Ни намека на шрам. Только часть кожи – чужая; часть боли – отдана другому человеку.
Ничто потерянное нельзя вернуть; но иногда взамен мы обретаем больше, чем имели, а из осколков чужой мечты рождается новая, сильнее прежней.
В Конохе их встретят как долгожданных гостей и сразу же впрягут в работу, и они будут счастливы, а потом начнут жить вместе, и шрам на бедре Сакуры превратится в фетиш Карин – много, много позже.
Разбитые сердца будут собраны, а целые вновь разобьются; такова природа миров, в которых мы живем…